ПОД ОБВИНЕНИЕМ В ФАШИЗМЕ

Надежда НИЗОВКИНА

В обстоятельствах военного времени и ужесточения цензуры по "антифашистским" основаниям считаю необходимым выступить против оголтелой физической и духовной интервенции.

Война — это сила, принуждающая определиться с личным выбором, несмотря на противоречия и сомнения. Я человек, прошедший сквозь московскую недореволюцию, вставший между остервенением властей и лицемерием оппозиции. Я испытала горечь болотного торжества, выступила против Навального и осудила оппозиционную иерархию. Всё последнее время я невольно отворачивалась от событий в Украине, поскольку разучилась верить в то, что не видела собственными глазами, то есть слепо восхищаться майдановским героизмом.

Меня не покидала мысль, что стоит лишь изучить ситуацию изнутри, как я наверняка обнаружила бы в среде украинской оппозиции те же пороки современного европейского протеста: чрезмерную лояльность действующему законодательству, разрыв между VIPами и активистами, диктаторскую вальяжность одних и низкую самооценку других. В конце концов — почему «Евромайдан», почему национальные права украинского этноса должны защищаться обязательно с позиции «евро», зачем они просят деньги у Европы и не лучше ли голодать и жечь стулья, как в гражданскую войну, чем потерять достигнутую независимость? Как было приятно в юности, по телевизору наблюдая за оранжевой Украиной, приветствовать её без лишних размышлений! И как тяжело сейчас, после всего пережитого, не находить в себе той чистой, юношеской радости.

Но события перешли черту, за которой допустимо воротить нос и размышлять об аналогиях. Революция переросла майдан, война переросла саму революцию. Пули не знают сложных траекторий и умозаключений, не могут сомневаться, они летят прямо. Моя задача, как еретика меж двух огней, проста и неизбежна: из двух чужих сторон выбрать своего врага. А раз так, то какие здесь могут быть колебания? Пока неизвестно, кто пришёл к власти в Украине, но бесспорно, что старая власть должна быть уничтожена. Не так уж важно, чтобы вожди и активисты были ангелами, важно то, что горят отделения полиции, что неприкосновенных силовиков поставили на колени, и наша полиция тоже пусть это запомнит. Наконец, не так уж важно, какая власть установилась в чужом государстве, важнее то, что это государство суверенное. Кто вправе связать новорожденную государственность и запретить ей расти?

О каком геноциде русских может идти речь, если расправы совершались не над мирными людьми, а над полицейскими? Кремлёвская пропаганда ввела в оборот понятие «фашизм». В своё время она не догадалась применить его к чеченцам и всего лишь называла их «бандитами». Но теперь и это слово показалось слишком мягким! Теперь уже обвинение в фашизме ставит любого несогласного вне закона. Исподволь нас приучали к тому, что более страшного обвинения не существует. Больше невозможно молчать о том, как далеко зашла российская власть в эксплуатации этого примитивного слова.

Навязывание термина «фашизм» создаёт пространство языковой нетерпимости, жестоко запугивает каждого «пересматривающего историю» и «оскверняющего Победу». У нас есть устрашающие «мужские» праздники, такие, как День защитников Отечества или День ВДВ, но нет праздника более агрессивного, нетерпимого и одиозного, чем День Победы. Этот праздник давно уже перестал вызывать слёзы на глазах — он превратился в день страха перед медалями и погонами. Из года в год страх немедленной расправы останавливал каждого мыслящего человека от попыток хоть что-нибудь «пересмотреть». И вот наконец «оправдание фашизма» криминализуют, как ранее «оправдание терроризма», вводят новый состав экстремистского преступления. Меняются цели государства-захватчика, и вслед за ними изменяется Уголовный кодекс. Очевидно, эти новации подготавливались заранее, так же как и заранее воспитывался в обществе рефлекс «мочения террористов/фашистов».

О какой защите «наших соотечественников» может идти речь в государстве, где человеческая жизнь так дешево стоит? Слыша громкое «Крым», я вспоминаю трагическое созвучие «Крымск», вспоминаю других «крымчан», затопленных водой, запуганных властями и казаками. И как не вспомнить? Тот же говор, тот же климат, та же плодородная земля, виноград, сливы, Чёрное море под боком, только россияне там стоили дешевле! Нашему государству не дороги соотечественники, ему нужна только земля, просто где-то землю расчищают, затапливая город вместе с людьми, а где-то землю захватывают под видом спасения людей. Это борьба не за людей, а всего лишь за территорию.

Вот что ещё не даёт покоя мне как жителю Бурятии. Как раз к новой «крымской войне» приурочили отказ от бурятского языка в наших школах. И что же? Кремль не вводит федеральные войска для защиты родного языка бурят и второго государственного языка республики, не вспоминает о праве нации на самоопределение! Зато у нас, как и по всей России, организуются правительственные митинги в поддержку интервенции. Эти митинги одобряют вооружённое подавление любых «младших братьев» и их национальных чувств. И эти митинги, одобряющие агрессивную войну, теперь носят циничное название — антифашистские.

Пора принять свершившиеся роды. Я уж точно не фашист, но если тоталитарная власть назовёт меня этим словом, раскаиваться не стану. Я не защитник Евромайдана, не американская проститутка и не восторженный активист. Для меня давно уже настало время стать особняком от любых простых идеологий и от обслуживания чьих-то высших расчётов. Но сегодня для меня также настало время признать ту или иную сторону в войне. Я принимаю свершившуюся украинскую революцию, репрессии в отношении силовых структур и борьбу обновлённой страны за независимость со всеми сопутствующими перегибами. Никогда мои симпатии не будут ни на стороне униженных полицейских, ни на стороне торжествующих генералов.